«ЛЮБИШЬ ЛИ МЕНЯ?..»

Я поняла за много лет
Хожденья со Христом,
Что жизни истинной секрет
В вопросе скрыт простом.

Что от ответа на него
Зависит все и вся.
Не отвечая ничего, —
Не буду знать, кто я.

Не буду знать, куда иду
И для чего живу?
Душе покоя не найду,
Цепей не перерву.

Вопрос тот задан был Петру
У моря на камнях.
Господь спросил,
Склонясь к костру:
«Ты любишь ли Меня?»

Он трижды это повторил,
Петр трижды отвечал…
И здесь мерило всех мерил,
Начало всех начал.

Я сердцу задала вопрос:
Люблю ли я Его?
И для чего молюсь до слез,
Тружуся для чего?

Кому служу, за кем иду,
Чьей похвалы ищу?
И у кого на поводу
Свой груз с трудом тащу?

И снова «Любишь ли Меня?»
Врезается в мозги…
О Боже, не щади огня,
Насквозь меня прожги!

И пусть от боли закричу, —
Очищуся до дна.
И пусть пойму, что «я хочу»
Важней, чем «я должна».

Что из любви свершенный труд
Ты только признаешь.
Вопрос, что задан был Петру,
И мне ты задаешь.

Ты знаешь, что не избегу
Очей Твоих огня.
Нигде укрыться не могу
От «Любишь ли Меня?»

И мне смущение Петра
Знакомо, как ладонь.
Прохлада раннего утра
И берег, и огонь…

Вопрос тот, душу теребя,
Меня к Тебе влечет.
Ты знаешь, что люблю Тебя,
Ты знаешь все, Господь.

Вера Кушнир

НЕБЕСНЫЙ НАПЕВ

Мы устали от жизни,
Что суровой была.
О Небесной Отчизне
Весть до слуха дошла.

Мы настроили душу
На небесный напев,
И хотим его слушать,
Не допив, не доев.

Стал всего он дороже,
Стал заветной мечтой.
На земном бездорожье
Вехой стал золотой.

В том слиянии звуков
Неземные тона,
И вторят ему стуком
У сердец клапана.

И ответная песня
Рвется ввысь, как орел.
Эту песню чудесно
Человек приобрел.

Мы поем ее вместе,
Всей душою поем.
С этой вечною песней
Нам не труден подъем.

Восхождение легче,
Не тяжел переход.
Распрямляются плечи
У того, кто поет.

Вера Кушнир

КАК ЭТО БЫЛО

Я был свидетелем, как сжигали нашу церковь в Киеве. Я был тогда подростком. Позднее написал об этом стихотворение. Вот оно:

Случилось то вечером синим,
Зимою, в начале поста.
Облили вокруг керосином
Церковное зданье Христа.

И церковь горела.
Клубились
Над городом дыма круги.
Так Божью великую милость
Попрали Христовы враги.

А люди вздыхали, молчали,
Взирали на крест в вышине, —
Там горько голубки кричали
И гибли в дыму и огне.

Что сделаешь обуху плетью?
Святыня у всех на виду,
В которой молились столетья,
Горела в старинном саду.

Но Церковь Христова — не зданье,
А люди, чья вера проста.
И многие шли на страданье
За правду святую Христа.

Вот так это было, но снова
Из пепла, по воле Творца,
Вставала Невеста Христова,
Вселяясь в живые сердца.

А вскоре пришла и расплата
И навалилась стеной.
Господь допустил супостату
Пойти на Россию войной.

Но все это в прошлом. Уплыло.
Спаситель, прости, не суди…
Мы знаем, что было — то было,
Что будет — еще впереди.

В этой церкви молились и родители мои, и предки мои. Перед отъездом из Киева я ходил проститься с тем местом, где некогда стояла наша церковь, и написал стихи:

Храм сожжен и нет его в помине,
Давно лежит он в щебне и пыли,
Но мы пришли и попранной святыне
Всем сердцем поклонились до земли.

Березки поднялись над щебнем скромно
Лепечет изумрудная листва.
А небо здесь так чисто, так огромно
И так его прозрачна синева!

Там, в небесах, вражды нет и печали,
Царит там вечный и святой покой.
И долго мы стояли и молчали,
И думали о бренности земной.

Александр Хахулин

ВЫСОКОЕ ПРИЗВАНИЕ

Р. М. Березов-Акульшин после обращения к Господу (1953 г.) принес в христианскую литературу свежее веяние Божьей благодати — сотни замечательных рассказов, несколько поэм и бесчисленное количество стихотворений. Одно из них — «Высокое призвание» читатель прочтет на этой странице. Оно посвящено тем верующим, которые на своем жизненном пути были ранены предвечным Божьим врагом — сатаной, но милостью Божьей обрели новые силы, чтобы идти дальше навстречу грядущему Господу. Вспомним при этом песню пророка Аввакума, записанную в 3-ей главе: «Господь Бог — сила моя: Он сделает ноги мои, как у оленя, и на высоты мои возведет меня».

Раненый аист на стоге стоял и глядел,
Как улетали друзья за родимый предел.
Дальше и дальше летели они за закат,
Вот уж и скрылись, не скоро их будет возврат.

Что теперь делать ему, без своих, одному?
Коль не летаешь, не нужен уже никому.
«Рана в крыло — это страшная в мире беда», —
Так вероятно подумала птица тогда.

Добрый охотник тропинкой вблизи проходил.
— Аист на сене? Как видно, он ранен, без сил…
К стогу приблизился — аист стоит, не летит.
Кровь на крыле и печальный, испуганный вид.

Взял человек эту птицу любовно в свой дом.
— Как-нибудь вместе мы зиму с тобой проведем…
Раненый аист легко к человеку привык.
Редко теперь раздавался испуганный крик.

По двору куры и гуси бродили гурьбой.
Аист смирился с печальной своею судьбой,
Птицы домашние аисту стали друзья.
«Корма достаточно, жизнь не плачевна моя«…

Чувство свободы, простора угасло в душе.
Жизнь во дворе с каждым днем хорошей.
Реже теперь вспоминалися солнца лучи.
В зимнюю стужу он сладко дремал на печи.

Но уходила, сбавляя суровость, зима.
Снова сменилась двором избяная тюрьма.
Вот уж повеяло теплой и ясной весной.
Птицы летели на север — желанный, родной.

Аист все чаще свой взор в поднебесье вперял,
Снова хотелось найти, что давно потерял.
Солнечным утром в сверкающей синей дали,
Тихо курлыча, тянулись углом журавли,

В аисте вновь пробудилось, что спало давно
«Разве я курица? Надо лететь!… Решено!»
Рана стрелы в теплой избе зажила.
Бот он свободно расправил два сильных крыла.

Вот он вспорхнул и за стаей направил полет!..
Пусть все родное в воскресшей душе оживет!..
Куры, прощайте… прощай и охотничий дом!
Вот он поднялся… Вот в небе парит голубом…

Братья, не так ли бывает и с нами порой:
Крылья изранены, а сердце желает домой.
К Богу зовет нас бездонная высь. —
Брат мой израненный, веруй, надейся, молись.

Помни, призванье твое не земля — небеса.
Слушай: зовут тебя ввысь голоса.

Родион Березов