Этот очерк содержит мнимую дискуссию между убеждённым марксистом-атеистом и верующим христианином; в нём изложены мысли, созревшие на основании опыта жизни автора в атеистическом государстве, о последствиях безбожия для человека и общества.

В этой статье я попытался изложить свои мысли относительно темы, вынесенной в заглавие. Разумеется, статья не претендует на какую бы то ни было фундаментальность; возможно, во многом она будет «открытием велосипеда». Я записал, как мог, совокупность своих мыслей в их «сырьевом» виде, без уточнений и сверки с серьёзными работами в данной области.

Но жгучесть темы, надеюсь, в какой-то мере оправдывает огрехи исполнения. То, что тема жгуча и нужна мыслящему человеку, думаю, доказывать не нужно. Что касается Церкви, то в энциклике Папы Пия XII «Humani Generis» звучит недвусмысленный, настойчивый призыв к тщательному рассмотрению богословских и философских проблем, возникающих при встрече (иногда столкновении!) веры с современной мыслью.

Известно, что вера без дел мертва. Но чтобы знать, что и как делать в современном мире, надо знать этот мир. Мы живём в мире, где тоталитарно властвует воинствующе атеистическая теория. Страусиная позиция «не замечать» богоненавистнического окружения никак не совместима с высоким назначением христианина. Христос не был затворником, отшельником, буддистским созерцателем, неизвестным тихим мирным гражданином своего государства. Он был опаснейшим диссидентом для властей, был осуждён по политической статье и казнён как государственный преступник. Почти все Апостолы и Мученики первых веков христианства были осуждены на тюрьмы, ссылки и казни не потому, что «они верили», а потому, что они были общественными деятелями и делали дела Божии, строили, как могли, Царство Божие, то есть рушили языческие царства и империи. Конфликт веры и атеистической власти едва ли устраним, если только не прибегать к фарисейству. В этом и крест, и жертва, и святость, и Христоподобие.

В заключение хотелось бы высказать своё пожелание, чтобы статья хоть что-то добавила в практическом плане к апостольству, к которому мы призваны, возможно, как никто в мире.

«…Атеизм является отрицанием Бога и утверждением бытия человека именно посредством этого отрицания».

Однако предоставим слово моему ОППОНЕНТУ:

— Ты оспариваешь, что материя первична? Что в основе жизни — хлеб? Тогда ответь: с чего начинается человеческая жизнь? Без чего человек не может жить? Проделаем простейший мыслительный эксперимент: дадим человеку идею и не дадим хлеба. Будет он жить? Нет! А дай ему хлеб без идеи? Он будет жить. И только при этом условии возможны и его идеи, и его дух, и воля, и всё прочее. Именно поэтому материализм говорит о первичности материи, “хлеба”. Это никакие не отрицания и не принижения духовного в человеке. Это — расставление всего по своим законным местам. Дерево растёт не из верхушки, а из корня, скрытого в земле, что, однако, не мешает любоваться его стволом и кроной или наслаждаться плодами. Но растёт, питается и начинается-то оно из корней! Первичен в этом смысле в нём — корень. “Корень”, начало, “базис” человеческой жизни — хлеб! Материя!

Человек не может жить, если не будет есть. Я выделяю слово “жить” и заостряю на нём всё внимание.

«Жить» в данном случае значит — “жить на земле”. Но земная жизнь человека, даже при любом изобилии хлеба и в лучшем случае, — это только 70-80 лет. И конец её всё-таки смерть. Хлеб — это необходимое условие лишь для этой мизерной жизни, этих 70-80 лет, вырванных из бездны вечности. Да, человеку необходим хлеб, чтобы прожить, пробыть на земле эти жалкие единицы десятилетий. Но что необходимо человеку, чтобы жить вечно? Чтобы не умирать? Каково первичное условие для настоящей жизни?

Разве всегда так было, что человеку нужно есть, чтобы не умереть? Нет. Первые люди жили и без нужды в пище и без смерти. Нужда в пище и смерть одномоментно вошли в жизнь человека — в момент совершения им первородного греха.

Усомнился человек в Боге, съел от запретного плода и навлёк на себя проклятие: отныне он должен был постоянно есть, чтобы не умереть в тот отрезок пребывания на земле, который был дан ему как испытание, во искупление своего греха, чтобы вновь войти в Жизнь Вечную. Условием получения этой Жизни с большой буквы является отнюдь не хлеб или удовлетворение других физиологических потребностей, а как раз отказ от хлеба во имя таких сугубо духовных «вещей», как добро, любовь, вера… Этот отказ, эта жертва — первичны для Жизни.

А нужда есть хлеб, как и сама земная жизнь, — это проклятие, это осуждение, это отчуждение от Жизни, это испытание, наказание (временные, конечные во времени!).

«Проклята земля за тебя, в поте лица твоего будешь есть хлеб», — читаем в Книге Бытия (3:17,19). Вот момент перелома! Вот где разделились Жизнь и жизнь, и на авансцену «вылез» хлеб!

Хлеб — необходимое орудие испытания, но никак не достаточное условие для того, чтобы его выдержать. Он — «условие» для сдачи экзамена лишь в той мере, в какой эта сдача требует времени. Хлеб — условие продления жизни-испытания; оттяжки, отсрочки смерти; фактор «временности»; первичен в проекции жизни на временную систему координат. Время это отпускает человеку Бог, и человек обязан его принимать столь же беспрекословно, сколь желающий найти потерянную вещь принимает время поиска. Но если встаёт вопрос: или хлеб, или жертва во имя Бога (добра, ближнего), — необходимым и достаточным условием для жизни является отказ от хлеба, а выбор хлеба значит выбор смерти вечной. Опыт человечества полон примеров презрения к хлебу, к земной жизни во имя духовной первоцели. Люди с лёгкостью отказывались от хлеба и самой жизни, жертвуя ими во имя «идей»! Они «находили» потерянное. Они выдерживали испытание. И обретали Жизнь, бессмертие.

Вопрос о первичности «материи» или «идеи» — дьявольская уловка разделить единое бытие, лишив его гармонии и совокупного смысла. Одно без другого то же, что форма без содержания или содержание без формы.

Разделительный, «базис-надстроечный» взгляд на человека призван вывести из поля зрения истинную — единую и неделимую — сущность его как творения Божия, наделённого и «материальной» плотью, и «идеальной» душой.

Бог создал и животных, которые наделены только плотью, материальным телом. Вот для них действительно лишь хлеб — необходимый и достаточный «базис», на котором строятся все их инстинкты поведения, условные рефлексы и т.д. — «надстройка».

Что же касается человека, то двуногое существо, которое живёт только потому, что оно ест, — не есть ещё человек. Человек — это то «двуногое существо», что живёт «не хлебом одним, но всяким словом, исходящим из уст Божиих», то есть то существо, что равно умрёт без духовной пищи, как и без материальной.

Так что говорить о первичности материального над духовным в жизни человека — то же, что говорить о «первичности» инструмента в музыке, бумаги — в литературе, краски — в живописи…

Человек наделён Творцом и «материальным» телом, и «идеальной» душой. Но только дух роднит человека с Богом, не тело (во всяком случае, не земное, «материальное» тело, «намертво спаянное» со временем, наличествующее и мыслимое только во времени). После грехопадения и до конца мира «тело» — тленно, бренно, материально — роднит человека с бездушными тварями. Поэтому именно оно избрано объектом, мишенью дьявольских происков.

Диавол — клеветник. Клевета же — это заведомый обман с целью кого-то опорочить. Опорочить человека как творение Божие — стратегическая цель диавола. Так косвенно он пытается опорочить самого Бога, обессмыслить Смысл, внести дисгармонию в Гармонию, тьму — в Свет. Обман — тактика его отношения к человеку. А заведомость обмана в том, что человек — не бездушная тварь, но наделён Божественной душой. Это заведомо знает диавол. Но человек этого не знает заведомо. Это тот «шанс», который диавол пытается не упустить.

Но как скрыть факт наличия у человека Божественного Духа, роднящего его со Всевышним? Ответ не труден: надо всячески выставлять на первый план тело, авось за ним человек не разглядит души.

Обман, соблазн, искушение — все диавольские приёмы нацелены на одно: на злоупотребление телом, на акцент тела, на гипертрофию телесности, на гипноз телесностью, чтобы «перебить» телом душу, материей — дух; привлечь к телу, отвлечь телом внимание от духа, перечеркнуть духовное… «Материя первична, дух вторичен»!

О, древний змий-искуситель! Ты в самом начале заставил человека есть, чтобы умереть. То же самое ты делаешь и сейчас, цинично спекулируя на том самом проклятии, которое ты принёс человеку. Только слова твоего искушения выросли в “научное учение”!

ОППОНЕНТ: «Занятно! Однако можно ли без всей этой религиозной мифологии?»

— Нет, нельзя!

ОППОНЕНТ: «Но получается, что мы говорим на разных языках. Можно ли так понять друг друга?»

— Нет, нельзя!

ОППОНЕНТ: «Как же быть? Как определить, кто прав, кто нет? Твои рассуждения о Боге, “жизни вечной”, Адаме и Еве, “змие-искусителе”… Прости, но для меня это несусветная чушь. Я же говорю с тобой на понятном для тебя языке, почему же ты отвечаешь мне на абракадабре? Можешь ты мне, олуху этакому, перенести твою возвышенную проповедь на понятный для меня язык?»

Приглашение во тьму, чтобы здесь, во тьме, оценивать достоинства висящей на стене картины!.. Можно ли перевести Божественное Откровение на атеистический язык? Перевести Откровение?.. Расшифровать смысл?.. Говорить о Божием, не упоминая Бога?..

Можно ли сопоставить тьму и свет? Есть либо тьма, либо свет. Одно есть априорное отрицание другого.

Люцифер превратился из Ангела в дракона-сатану в единственный кратчайший миг сомнения в Боге. В один лишь миг! Обезбоженная человеческая мысль мгновенно оказывается во тьме, и весь дальнейший её путь — это путь во тьме. Все её зигзаги и виражи, все её «открытия», «построения», «конструкции» и «законы» — это следствия блужданий во тьме. Строения обезбоженной человеческой мысли хитры, «умны», «интеллектуальны», изворотливы, изощрены — двигаться в кромешной тьме требует немалых ухищрений! Мысль обретает злость, остроту, отточенность, безжалостность, холодность, отчаянность — тьма диктует ей быть такой. Хочет она того или нет: во тьме её охватывают тоска, одиночество, сиротство, досада… Саму работу этой мысли требует тьма. В светлой комнате человек не думает, как ему пройти из угла в угол, не зацепившись за стол или не опрокинув стул. Во тьме каждый шаг — изыскание! Человеческая философия, отвернувшаяся от Бога, — это пучины изощрённейших изворотов человеческой мысли, мятущейся в гордыне и отчаянии, строящей карточные домики «систем» и «учений», призванных стать путеводителями там, где нет путей, — во тьме. Из этой пучины и вышел зверь…

В основном, изменения касаются расстановки запятых и тире для улучшения ритма и логической связи в предложениях, а также правильного оформления диалога.

«Пилат сказал Ему: что есть истина? И, сказав это, опять вышел к Иудеям» (Ин. 18:38). Спросил — и ушёл, не дожидаясь ответа… Характернейшая для «умного», «интеллигентного», «современного», «ни во что не верящего» человека манера! Манера уходить…

Как определить: кто прав? Где истина? В чём она?

…Что стряслось с учениками в Иерусалиме в день Пятидесятницы? Что произошло с ними, до того знавшими каждый шаг Учителя-Христа, слышавшими каждое Его слово, бывшими очевидцами всех Его чудес, сорок дней беседовавшими с Ним и делившими с Ним трапезу уже после Его воскресения… и ничего не понявшими, ничему твёрдо не уверовавшими и ни к чему не способными? — сонными, слабыми, потерянными, сомневающимися, трусливо сидящими взаперти «из опасения от Иудеев»? «А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля…»

Что стряслось такого, что вдруг они всё поняли, всё вспомнили, во всё уверовали? И вышли общенародно вещать о том, о чём боялись даже заикнуться, и от чего ранее не раз малодушно отрекались? И стали самим воплощением бесстрашия, ума и силы. Вселенскими глашатаями Божественной мудрости. И факелами Истины!..

«И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать» (Деян. 2:2-4).

Исполнились Духа Святого…
«И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек. Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его; а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет» (Ин. 14:16-17).

В вас будет…
«Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлёт Отец во имя Моё, научит вас всему и напомнит вам всё, что Я говорил вам» (Ин. 14:26).

Научит… Напомнит…
«Когда же приидёт Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину» (Ин. 16:13).

Можно ли яснее определить истину и ответить Пилату?

«Ветер», «языки», «пламя»… «вдохновение», «творческая муза»… «осенило», «понял», «дошло»… — всё это не свойство, не отражение чего-либо…

Дух истины. Святой Дух, Утешитель мятущихся душ человечества до скончания века — это Бог.

Истина — пребывание в Духе истины, в Боге; пребывание Духа истины, Бога — в нас. Это благодать. Но как ты, мой неверующий Оппонент, «почувствуешь» истину, «определишь», где она, когда ты отвергаешь само её существование?..

ОППОНЕНТ: «Стоп! Опять ты оседлал своего конька и понёсся!.. С чего ты взял, что я отвергаю существование истины? Я отвергаю твой “дух истины”, представление об истине как о каком-то “духе” или “боге”, чем-то внешнем человеческому сознанию. Истина — это конкретное знание, объективное (правильное) настолько, насколько объективно наше знание о том или ином объекте.

Вот мы рассматриваем человека. Ты говоришь, что он может жить после смерти, в загробной жизни. Я говорю — нет! Есть одна, единственная жизнь — эта самая наша земная жизнь, эти самые наши 70-80 лет, если угодно.

Моё утверждение основано на знании: мы знаем, что человек рождается, мы знаем, что он умирает. А что мы знаем о загробной жизни? На чём основано твоё утверждение о загробной жизни? На каком знании? На каком опыте?

Человеку трудно смириться с мыслью о конечности своей жизни. Трудно поверить в это, потому что трудно представить образ смерти, небытия.

Он придумывает себе “вечную жизнь”, чтобы заполнить ту страшную пустоту, которая зияет за концом его жизни и называется смертью. Он экстраполирует на неё свою жизнь и жаждет верить в самообман.

Плохо тут не то, что он не верит в свою смерть, а то, что он перестаёт верить в исключительную уникальность, неповторимость и самоценность каждого мгновения этой нашей грешной земной жизни. Он как бы откладывает себя “на потом”, живёт как на вокзале. Он не верит в эту жизнь, в единственную и настоящую жизнь! Он превращает жизнь в ожидание жизни и между тем теряет её. Но жизнь — это… жизнь. Не больше, но и не меньше! Она достаточна, чтобы сделать всё, что человек может пожелать, чтобы достаточно устать от неё, как от хорошо выполненной работы. Полнота жизни — это отсутствие в ней всякой смерти, всякой её формы и вида — страха её, ожидания, желания. Боязнь, фобия смерти — вот истинный творец религии, богов и демонов, веры в несуществующее.

Больше всего человек боится неизвестного. Смерть — сама неизвестность для всего живого и поэтому — максимальный страх. Человек боится понятия “вечность”, потому что в нём нет ничего от вечности. Восторг жизни — это осознание её текучести, изменяемости, биения, то есть именно временности. На фоне бесконечной черноты небытия бытие человеческой жизни бесконечно ярко и притягательно. Поэтому мы говорим, что страх смерти — преодолим. Преодоление это достигается знанием. Вот, к примеру, насчёт образа смерти. Конечно, не у кого спросить: каков он? Но если подумать, что известно человеку о том, что было до его рождения? Ответ: помнишь ли ты себя до своего рождения? Помнишь ли хоть что-нибудь малейшее? Знаешь ли о том, что было до тебя? Было ли тебе темно, холодно, жарко, больно? И вообще: было ли что-либо? Так вот, я даю тебе подсказку: после тебя с тобой будет то же самое, что было до тебя! После смерти будет то, что было уже раз с тобой до твоего рождения — твоё небытие.

Так если это уже было, почему же этому же и не быть? Почему, если есть начало, не быть концу? И почему тому, что будет “после конца”, не быть тем же, чем оно было “до начала” — небытием?

Однако знание это вовсе не должно ввергать человека в панический ужас или открывать в нём все шлюзы низменности…»

Да, да. Я много терзался этим вопросом. Это был самый коварный довод сомнения, он парализовывал веру… Я в молитве просил ответа, хотя вера уже ускользала, и молитва коченела трупом…

До моего рождения не было меня. Что, что связывает меня с тем «состоянием»? Что я могу о нём сказать? Ничего!

Память связывает жизнь в единое целое. Но если нить эта имеет чёткое начало, то почему ей не иметь такого же чёткого конца? А если нить памяти оборвётся, что останется от того, что есть “Я”? Пусть там даже будет что-то, но это “что-то” не будет ничем связано с моим теперешним “Я”. Я его не узнаю, и оно меня не признает. Моего личностного “Я” не будет, “Я” умрёт. “Я” вновь станет тем, чем было до своего рождения…

И всё-таки я получил спасительный ответ…

Помнишь ли ты, что было с тобой в этот самый день, в эту самую минуту, скажем, семь лет назад? Что можешь сказать о том состоянии, что знаешь о нём? Было тебе тогда темно, холодно, жарко, больно? Что было?.. Подчёркиваю: именно в эту самую минуту, конкретно! Ты ничего не помнишь об этом, ничего не знаешь, ничего не можешь сказать. Так что же: семь лет назад тебя не существовало, не было в живых? Если ты ничего не помнишь, значит, не было в ту минуту твоего “Я”?!

Короткая, беспомощная человеческая земная память! Замутнённое стекло, наметка, схема будущей памяти.

Только в Боге ты вспомнишь всё ярко и отчётливо: и эту секунду, и то, что было до твоего земного рождения, до рождения первого человека, до рождения мира. Ты по-настоящему вспомнишь и обретёшь связь времён и безвременья. Память твоя охватит вечность, ты вспомнишь и узришь себя в Адаме, в Аврааме, во Христе — в Боге. Не тонкий, нитевидный пунктир отрывочных воспоминаний-картинок, а неразрывная, немеркнущая, вневременная, внепространственная панорама — вот что будет твоя Память.

На каком знании основаны мои утверждения? На знании Божественного Откровения. И на вере в Него.

Человек не «придумывает» себе «вечную жизнь», как ты говоришь. Есть бесчисленное множество свидетельств о ней. Вопрос в том, что я в них верю, а ты — нет. И дело не в том, что я не могу (или не хочу) поверить в фатальную конечность моей жизни, а в том, что я не могу и не хочу не верить Божественному Откровению. Нет у меня никаких оснований не верить ему. Никаких оснований!

А вот почему ты не веришь в него? Какие у тебя основания в него не верить?

Ты — верящий в материю, в реальные факты, в документ — почему отвергаешь такие сугубо документальные свидетельства, как письменные показания более 20 авторов Ветхого Завета, 7 авторов Нового Завета, римских историков — Тацита, Светония, Клавдия, Флавия?

ОППОНЕНТ: «Показания, говоришь… Так мифов, представленных как достовернейшие показания и сложенных в целостные системы, в истории человечества — тысячи тысяч. И писало их великое множество “свидетелей” и “очевидцев” — писало складно и ладно. Что же, прикажешь верить во всё подряд, всем подряд: Будде, Моисею, Христу, Магомету, Зороастре, йогам, гуру, древним грекам, “чёрной магии”, спиритизму, шаманству…

Римские историки упоминают в двух-трёх (и то — научно пока не удостоверенных) словах о некоем Христе-человеке, учителе и т.д., но ничего о чудесах! Ничего о Христе-Боге!

Что же касается твоих “вещдоков”, то в своё время гром и молния были “неоспоримыми вещественными доказательствами” существования богов…

Я не верю во всё это, потому что нет у всего этого доказательств, и вера эта оторвана от знания, от данных практической деятельности человека. Она слепа, она — антипод знанию.

Где доказательство существования Бога, вечной жизни, рая, ада и прочей ахинеи, которой ты жонглируешь как чем-то доказанным и реальным? Не такие “доказательства”, как “откровения” ряда безумцев и фанатиков, а явные, бесспорные доказательства? Где, где они?»

«Бесспорных доказательств», о которых ты говоришь, — нет. И быть не должно.

Бесспорное доказательство «существования Бога» сделало бы невозможным «спор», то есть поиск истины, сделало бы абсолютно излишней, ненужной веру. И не стало бы смысла земной жизни человека.

Ты говоришь: вера — антипод знания. Между тем, никакое знание невозможно без веры. Ты веришь своим глазам, когда видишь небо синим, и поэтому утверждаешь: я знаю, что небо — синее. Ты веришь своему рассудку, когда убеждаешься в чём-то и поэтому говоришь: я знаю — это так. Ты веришь знакомому, когда он рассказывает тебе о каком-то событии, и поэтому говоришь: я знаю, что такое-то событие имело место. Ты веришь газетам, радио, ТВ, когда утверждаешь, что в Америке избрали президентом Рейгана, а не Геса Холла; что человек высадился на Луне, что умер Андропов… Ты веришь научным данным, научному методу, когда говоришь: я знаю закон всемирного тяготения, или закон Ома, или «закон развития общества» Маркса… Принимаясь за тот или иной научный эксперимент, ты веришь в возможность получения достоверного знания.

Вера и знание — суть гармония, необходимая для поиска истины. Одно является условием и источником второго. Одно невозможно без другого.

Человек съел от плода познания добра и зла, и жажда этого познания, необходимость его вошли в его жизнь.

Но познать, распознать, знать: что есть истинно добро, а что — истинно зло, он не может без веры в истинность как таковую, в саму истину, в Личность Истины, в Духа Истины, Святого Духа, Бога.

Не веруя в Истину, человек отвергает её, не может обладать ею. Поэтому, не веруя в Бога, никогда не познаешь Его, не приблизишься к Нему, и Он будет для тебя «ахинеей» и «нереальностью». Никакое свидетельство и доказательство не будет достаточным для знания о Нём, никакое знамение и чудо не убедит. Разве сама Библия не полна тому примеров? С полным основанием эту Книгу можно было бы назвать историей человеческого неверия! О чём говорить, если один из 12 Апостолов — ближайших к Иисусу, к Богу людей, — воочию видевший все Его чудеса, слушавший Его речь на расстоянии десятка сантиметров и деливший с Ним хлеб — Иуда Искариот, — предал Его; первый из 12-ти — Пётр — трижды от Него отрёкся, а Фома уверовал лишь тогда, когда вложил свои пальцы в Его раны! Но вера жива в верных.

Необходимость познания добра и зла диктуется необходимостью идти путём добра, чтобы прийти в Вечное Добро — Вечную Жизнь.

Добро и зло — это не что-то абстрактное, отвлечённое. Это — конкретнейшая суть отношения человека к человеку (в том числе — к самому себе). Суть же отношения человека к Богу добром или злом не определяется: Богу нельзя «сделать добро» или «причинить зло», как нельзя свет осветить светом или затмить тьмой, потому что Он — само Добро, только Добро и ничего, кроме Добра; только Свет. Зло — это «отсутствие» Бога, сама тьма.

Суть отношения человека к Богу определяется верой или неверием в Него.

Только в Откровении человек может найти искомое, услышать громкий, ясный ответ: кто он, зачем он, откуда он, куда идёт, в чём смысл всего сущего!

Всё, что есть в мире, — Богово.

Сам диавол — творение Божие. Ничего нет сущего в мире, что было бы не Божиим, не от Бога. Даже смерть, зло, грех — допущения Божии. Их «божественная» сущность в том, что, будучи перечеркнуты временем, они становятся отрицанием своего вечного, вневременного «первообразца» («первомодели») — абсолютного небытия, абсолютного «ничто», не-Божия. В прямом смысле этих слов сам диавол не может представить себе абсолютное небытие Божие, так как он не больше Бога, а абсолютное отрицание Себя посильно только Богу, единственно знающему Себя.

Разговор поэтому может вестись только об «относительном» отрицании (кстати, нигде в Библии не сказано, что диавол «отрицает» Бога, но только «хулит», то есть порочит, ругает, пытается «приуменьшить», «затемнить» свет, но не «загасить светильник», что заведомо непосильно никому).

Что значит «относительное отрицание» Бога?

Это — отрицание посильное диаволу, отрицание всего сущего для диавола. По отношению к человеку — это отрицание всего сущего для человека, начинающееся с отрицания самого акта сотворения его (и окружающего его мира) Богом. Число имени земного воплощения диавола — «зверя» — 666 (Откр. 13:18), что можно расшифровать как тройное отрицание Божественной седьмицы сотворения, то есть как обезбоживание события возникновения мира (и человека). Это и есть первопредпосылка атеизма, безбожия, неверия в Бога — «посильное» и полное для человека отрицание Его. Это и есть материалистическое утверждение о возникновении мира и человека.

Отрицание источника не может не вести к отрицанию всего дальнейшего течения, то есть всего сущего.

Но как отрицать сущее? Как, находясь на залитой ярким солнцем лужайке, «отрицать» существование солнца? При том, что диавол не имеет перед человеком никакой силы, кроме возможности игры на человеческой свободе выбора (в этом его, диавольская, свобода выбора).

Ответ один: обмануть небдительного человека, заставить его усомниться в том, что видимый свет исходит от солнца, подменить в его сознании «солнце» на, скажем, «луну» (доводом обмана может послужить хотя бы то обстоятельство, что солнце человек видеть невооружённым глазом не может, а Луну — может), — выкрасть из его сознания «солнце». Вера человека в «луну» и будет отрицанием «солнца».

В скобках хочу отметить, что «вера» человека в «материю» и отрицание Бога куда безосновательнее и нелепее описанного примера!

Отрицание Бога тождественно отрицанию всего сущего, как осуществлённого Богом. И принцип тут один: отрицание путём обмана, обман путём подлога, подлог путём кражи.

Неверие, отрицание Бога неминуемо приведёт к подмене истины ложью, всего настоящего — эрзацами. Неверие ничего не создаёт, оно лишь отрицает всё истинное путём подмены его ложным.

Подлог начинается на уровне понятий — элементарных частиц, составляющих бытие человеческого сознания. Именно здесь начинается обман.

Вторичность духовного от материи — то же, что вторичность жизни от смерти, смысла от бессмыслицы, гармонии от хаоса. Когда мы говорим «духовное — вторично», истинный смысл слова «духовность» мгновенно подменяется ложным. Эта «вторичная духовность» такая же «духовность», как труп человека — это его тело, или как горящая лампочка — это свет.

Бог «может» всё, кроме того, чтобы «не быть Богом», то есть не являть, не утверждать Своё Бытие. Он «не может» не отрицать преступление Себя (греха); не может не быть, то есть не заключать в Себе всё сущее.

Несовместимость, несоизмеримость не-Своего с Собою — изначальная «логика» Божественного Бытия, «принцип» Его Самоутверждения. Можно сказать, что воля Божия создаёт всё, и Бытие Его совмещается только с Ним Самим.

Преступление Себя (отрицание Себя) Он отрицает, и тем сохраняет «преступника», «преступное» и само «преступление» как своё сущее, но «этажом ниже» Себя, в другом измерении, не в Своём надвременном Бытии. Он изгоняет не-Своё на «этаж» временного бытия, то есть в жизнь (= Он утверждает своё вознесение на верхний «этаж», а не-Своё низвергает само себя).

В Божественном Бытии ничего не изменяется, не удаляется и не прибавляется. В Бытии всё есть вечно и неизменно.

Бытие можно сравнить с книгой. Она написана, и ничто в ней не может измениться, прибавиться, убавиться. В ней всё уже есть, было и будет. Жизнь (движение, изменение) начинается только при чтении: открывается увлекательный сюжет, полный драматизма и непредвиденности, появляются герои (хорошие и плохие), рождаются и умирают, разворачиваются события… Поэтому Бытие называют Книгой Жизни. Это Книга Добра не потому, что в ней нет злодеев и злодейств, но потому, что все злодеи и всё злодейство в ней рано или поздно осуждаются. Если на двадцатой странице какой-нибудь Коба или какая-нибудь «партия» торжествуют, то через некоторое количество страниц они схвачены и осуждены, и остаются такими вовек, пока есть книга — Вечное Бытие.

Не-Божие сохраняется и может быть в Боге (Бытии) только со знаком минус, то есть в отвергнутом, отречённом, опровергнутом, нейтрализованном виде. Грех входит в Бытие, но только как грех искуплённый, смерть — как смерть побеждённая. Бытие отрицания Бога сохраняется только потому, что есть его отрицание — Вера.

Первородный грех человека был первым отрицанием Бога — отрицанием Его воли и утверждением Богом свободы воли человека.

Одномоментно со свершением первородного греха жизнь человека низверглась во временную среду. Продолжая быть в Боге, человек стал жить вне Его, то есть в таком отношении с Богом, когда его грех (отрицание Бога) не совмещается с Богом (в жизни, во временной среде, грех также стал временным, то есть ничем в безвременье Бытия). Осуществлённый человеком грех стал таким же сущим Божиим, как и сам человек, и стал «жить» во времени и существовать в земном человеке (вошёл в жизнь человека).

Смерть явилась отрицанием совместимости греха и Бога — отрицанием святотатства и утверждением Богом Своей Святости. Осуществление смерти Адама явилось отрицанием бытия человеческого греха, то есть в Бытии он стал существовать как отречённое сущее, как «герой», чья «отрицательность» установлена. В таком виде грех совместим с Бытием. Смерть, как сущее Божие, стала «жить» (возобновляться) во времени и осуществляться (существовать) в человеческом индивиде.

Первая книга Священного Писания называется Бытие. Что значит это слово «бытие»? Это важно знать, ведь атеизм стоит на отрицании Божественного бытия и на утверждении именно «бытия» человека. И начинается это отрицание с отрицания сотворения мира и человека Богом, то есть с того, с чего начинается Книга Бытия.

В русском языке есть три имени существительных, которые находятся в синонимических отношениях: «БЫТИЕ», «ЖИЗНЬ», «СУЩЕСТВОВАНИЕ».

Очень важно не путать смыслы этих трёх понятий, которые семантически находятся в родовидовых отношениях. Путая «бытие», «жизнь» и «существование», человек путает, где что искать, и не может найти то, что ищет, что приводит к смехотворным, но не совсем безобидным ляпсусам. Например, утверждения о том, что раз Гагарин не нашёл на околоземной орбите никакого «бога», значит, «бог — не существует»…

Бытие — это Бог, жизнь — Дух Его, существование — осуществление Его воли в сущем.

Бытие Бога — это Жизнь и Существование Бога в Самом Себе.

«Бытие сущего» — родовая сопричастность Богу.

«Жизнь сущего» — видовая; «существование сущего» — единичная (индивидуальная).

«Бытие» как таковое — категория сугубо Божественности. «Бытие сущего» — это отношение сущего к вечности, указание на вневременное, внепространственное измерение и значение сущего. Бытие не подразумевает участия времени; в нём нет ни начала, ни конца, ни движения, ни изменения. То есть «быть» — это отношение к вечности, связь с Богом. В своё время Кант писал: «БЫТЬ — это не реальное утверждение. В логическом обращении это только связующее или звено суждения». Если ввести сюда понятие Бога, то становится ясно, почему с земной, сугубо экзистенциальной точки зрения «быть — не реальное утверждение», и какое «связующее» (звено) оно представляет собой.

Без Бога понятие «бытие» и производный от него глагол «быть» теряют всякий самостоятельный смысл (и реальность). Их можно выбросить за ненадобностью, заменив словами «жизнь» (жить), «существование» (существовать).

В вере или неверии — начало пути человеческого духа. Пойдёт ли он путём истины или понесётся по наклонной обмана? Будет собирать плоды смыслопознания или будет огрызать кору натурфиксации? Придёт ли в Царство Вечного Блага или сорвётся в бездонную пропасть перманентных смертных мук? Спасётся или погибнет?

Церковь молится за душу каждого неверующего в своё спасение и благо. Люди на земле враждуют и, кажется, готовы причинить друг другу беспредельное зло. Но какой бы ни был у человека враг, и даже как бы ни желал человек его смерти, погибели, — разве может у кого-либо не содрогнуться сердце от ужаса и жалости, представив духовным взором гибель души человеческой, растянутую в вечность? Нескончаемое умирание, несмолкаемый предсмертный крик, непрекращающаяся агония… Вечность!

Вера гнездится на бесконечно малой площадке рационального человеческого разума. Она поначалу легка, как пух, беззащитна, как новорождённый… Она в неуловимом, безотчётном и бездоказательном подчинении своему богосыновнему естеству, в наивном доверии к светлому, тёплому, доброму, в изначальной тяге к чему-то радостному, поэтическому… Вера в младенчестве, в детстве, в первом шаге к отчему, сыновнему, духовному… И она вырастает в кремниевую скалу, в истинное мужество, в подлинную взрослость. Вера не тешится жизнью, как баловливый ребёнок, когда родители отвернулись. Полная ответственность за каждый шаг и каждую мысль, готовность и знание! Вера не играет в жмурки со смертью; она видит смерть, знает смерть и смотрит дальше смерти.

Вера начинается там, где заканчиваются (или где ещё не начинаются) доказательства и очевидное, знание и логика, утверждения и усилия. Веру никто никогда не докажет, не утвердит, не обоснует. Она всегда будет в человеке водоразделом между его высшим и низшим.

Вера в Бога — ещё не знание, но уже возможность узнать Его, себя и смысл всего сущего. Неверие — ещё не невежество, но уже невозможность узнать ни Бога, ни себя, ни смысл того, что вокруг.

С отрицанием веры в Истину, в Сущего, в Вечную жизнь, марксистско-ленинский атеизм делает решительную ставку на ложь, на ход в не-сущее, на шаг к погибели.

И дальше он «идёт» (а точнее, ведёт!) ложью по не-существующему напрямик к аду.

Его «путь» — это «путь» уходящей из-под ног пешехода дороги. Пешеход идёт вперёд, дорога «уходит» назад. Марксистско-ленинская дорожка «уходит» в обратную сторону от времени, «отрицая» жизненную поступь сущего, «двигаясь» этим лжеотрицанием, паразитируя на сущем.

Промежуточные результаты марксистско-ленинского хода — зло, так как негативизируется, выворачивается наизнанку и разрушается любое жизнеявление и проявление духа добра — Духа Святого.

Коли вопрос стоит о первичности, постараемся углубиться в начала начал.

Начало Откровения, первые слова Книги Бытия таковы: «В начале сотворил Бог небо и землю» (1:1).

Смысл слов «небо» и «земля» здесь никак не раскрывается. То, что это не то «небо» и не та «земля», которые обычно подразумеваются в этих словах (то есть не «земля» как вещество нашей планеты или Земля-планета, и не «небо» как воздух или атмосфера), — становится ясным из того, что Бог «называет», наименовывает «небом» и «землёй» сотворённые им «твердь» и «сушу» уже по прошествии соответственно одного и двух «дней» после первого акта творения, зафиксированного в первом стихе.

Так что же сотворил Бог «в начале»? Что означают эти первоупомянутые «небо» и «земля»?

«И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою» (2:7).

После грехопадения человека Бог говорит ему: «Проклята земля за тебя» (2:17),

и, наконец: «возвратишься в землю» (2:18).

То есть то, из чего мы созданы, было сотворено в самом начале (до планеты Земля), было проклято за нас и ждёт нашего «возвращения» в него. Очевидно, что это то, что принято называть словом «материя», если иметь в виду ткань, вещество, материал.

То, что мы созданы из материи и «возвратимся» в материю, — понятно. Но что значит проклятие материи?

Проклятие — это отчуждение от себя, изгнание из всего своего. Проклятие Божие — это отрицание бытия сущего как такового. Но на что указывает предлог «за»? Материя проклята за — вместо человека как «души живой», то есть низвержена в низшее состояние, чем то, в котором пребывает человек — живая душа.

Человек — живая душа существует во времени и пространстве. Этот феномен именно существует, а не «живёт», так как никак никогда не возобновляется. Что же есть ниже существования?

Материя не существует, она исчезает. Называя движением это исчезновение, мы подменяем реальность нашим временным видением её. Движение — представление сугубо временное. Движение материи — обратная «проекция» её исчезновения на время-пространство, «временное» исчезновение.

Материя бесконечно элементаризуется в пустоту. То, что мы видим и улавливаем нашими приборами, — лишь образ её исчезновения, «фотография» несуществующего, «след» несуществующего, «слепок» с несуществующего. И этот «образ», и эта «фотография», и «след», и «слепок» — сущее лишь нашего сознания, нашего «Я». Наше сознание создаёт, творит себе свой «материальный мир» с его «объектами». В Бытии Бога существует только исчезающая материя (проклятая материя); исчезновение — это бесконечное анти-сотворение.

Мы видим стол. Он «материален» постольку, поскольку видим, улавливаем его нашими органами чувств (или приборами). Но сказать, что мы видим материю, — значит произнести бессмыслицу. Каждый кубический миллиметр его вещества бесконечно быстро исчезает во времени и пространстве в молекулах, атомах, элементарных частицах, энергии, волнах, поле… в неуловимом. Он существует только как наш образ о нём. Без этого нашего «образа» (то есть вне нашего «Я»), он — ничто, даже не наложение волн. Наше сознание отражает не стол-материю, а стол-объект, стол-образ, его вид, то есть видимое его, наше его, смысловой образ исчезающей материи.

Что такое реальность?

Пожалуй, нет в истории человеческой мысли более сложного вопроса, чем этот самый простой вопрос. Нет ли в этом дьявольской усмешки: объяснять человеку, что реально, а что нет? Не есть ли это то же самое, что объяснять человеку, что он видит, когда видит, что он слышит, когда слышит, что он чувствует, когда чувствует, что он думает, когда думает, что он хочет, когда хочет, что его интересует, когда его что-то интересует?

Реальность, действительность для каждого — это то, что он признаёт для себя самого реальным и действительным. Одинаково реальны для меня вещи, которые я вижу, чувства, которые я переживаю, мысли, которые я думаю, идеи, которые я «рождаю», смысл, который я постигаю. Одинаково нереально для меня всё, что лежит вне вселенной моего «Я»: вне досягаемости моего разума, мышления, чувств, ощущений, видения, понимания. Я не могу представить себе нереальность, потому что всё, что я могу себе представить, — уже реально для меня. Реальность начинается и заканчивается там, где начинается и заканчивается постижимость человеческого разума.

Реальность — неотъемлемый атрибут Божьего духа в человеке, внутренняя, единичная причастность к Истине. Утверждать реальность вне себя — значит утверждать то, чего ты заведомо не знаешь и не ведаешь. То есть это утверждение того, что как раз нереально, что не является никакой реальностью.

Мир вне сознания, который имеет в виду марксизм-ленинизм под словом «объективная реальность», — это непознанный, непостижённый, трансцендентный мир. Это поле поиска реальности, но не сама реальность. Если марксизм-ленинизм сравнивает сознание с зеркалом, то вне сознания — это «Зазеркалье».

Как бы мы ни бегали и ни прыгали по земле, в космос от неё мы не выскочим. Точно так же, как бы мы ни пытались выскочить из своего сознания (своего «Я») во «вне Я реальность» — не получится! Будет только натягивание (расширение) своего «Я» на ложное «вне Я». Это подмена реальности на кажимость.

Реальность — продукт познания. Познанное трансцендентное, ставшее реальностью и достоянием сознания, может «превратиться» в марксистско-ленинскую «объективную реальность, существующую вне сознания» только при обратном ходе от познания, при прокручивании «ленты» назад. Суть в том, что в этом «ретроспективном познании» нет места осмыслению. Смысл — это понимание, которое возникает при постижении трансцендентного «не я», когда нарождается новая реальность. Говоря о вне-реальности, марксизм-ленинизм отводит взгляд, отвлекая от важнейшего звена связи «Я» — «не Я» — от осмысления «не Я» как реальности, то есть превращения нереального в реальное, что и составляет суть отношения человека и среды.

Наделение смыслом — это наделение Божьим, «Я»-ским как Божьим, олицетворение себя единичного в Боге всеобщем. Это то, что создаёт смысл из бессмыслицы, гармонию из хаоса, реальность из трансцендентного.

Попав в проклятую (материальную) среду — «землю» — душа человека стала вопреки среде: Божье в не-Божьем, свет во тьме, жизнь в неживом.

Отличие от среды — знак Высшего в земном, мирском. Являться наперекор недуховной материи — это «условие выживания», «способ существования» духа. Явление духа — это и есть жизнь, дыхание. Отсутствие его, бездуховность — бездыханность, безжизненность. Выделение, самовыражение, само-реализация, восхождение — это и есть дух Божий, душа человеческая, жизнетворность всего. «Я», самость сущего, смысл единичного — бытие духа в Боге, жизнь в родо-человеке, существование в личности. Божье во мне — это отличие моего «Я» от недуховной окружающей среды, абсолютная уникальность, самость, смысл «Я», непохожесть, особость, кардинальное отрицание материального, полная власть над недуховным, неживым. Покорить — значит понять, познать, приобщить знанию. Там Бог во мне, где явлен Его Дух наперекор материальному миру со всеми его законами.

Земля притягивает тело, но не дух! Время и пространство довлеют над телом, но не над духом! Дух — сама свобода, дыхание, ветер. Никакая внешняя «объективность» ему не указ, ничто материальное не является для него законом. Богу — Богово, духу — духовное!

Воля к познанию и познание — далеко не одно и то же.

Познание — это понимание, осмысление, открытие истины, постижение Божьего как частного в целом, как явления в природном (в широком смысле слова «природа»), как единичного во всеобщем. Это соотнесение бессмысленного со Смыслом, сверка со смыслом, поверка любовью. Познание — это не только расчёт, лишённый чувств, но и свет, и тепло, и полнота, и лёгкость. Это — всеобъемлющее движение всего человеческого «Я», а не только его отдельных частей. Это шаг вверх, на ступеньку выше всего, что составляет личность.

«Данные», снятые с выбранного нами объекта, — пока лишь оболочка знаний, от них пока «не холодно» и «не жарко». Индифферентное знание — это добыча воли «Я», пока никак не соотнесённая с духом Божьим в человеке — с его душой; бессмысленное, неразумное, «бесчувственное», «материальное», пока оно «вне Бога», «вне всеобщего» — это фактическое незнание, ложное знание, недостоверное, недействительное. Смысл «объективных данных» — то есть объект истинного познания — никак не зависит от воли человеческого «Я». Он раскрывается только в духе, он будет «дан» нам постольку, поскольку явится в нас Дух Божий. Смысл любого объекта, выбираемого нашей «независимой, свободной волей», — это одухотворённое лицо объекта, явление духа в сущем.

Ветер невидим, мы узнаём о нём по движениям видимых объектов: колебанию ветвей, шелесту листвы… Так и дух. Смысл существует в нас, его нет «вне» нашего «Я». Он — это тот лик, тот образ, которым разворачивается перед нами выбранный нашей волей трансцендентный объект. Наша воля совершает опыт, эксперимент, испытание, изыскание и получает «данные» объекта — «объективные данные». Наш разум постигает смысл объекта в той мере, в какой в этом объекте мы обретаем Святой Дух Божий — Дух Истины. Мы понимаем — это значит, что мы встречаемся в себе с Духом.

Дух — это то, что оживляет всё, познаёт, сознаёт, понимает, осмысливает, любит. Дух Божий во мне и моё «Я» — это момент воплощения Слова (мысли, смысла).

Человек часто говорит сам с собой. Причём этот «разговор» (спор) бывает намного плодотворнее и познавательнее разговора с другим человеком. Это диалог, беседа, молитва-обращение, и часто — постижение, открытие, откровение. Так кто с кем разговаривает? Что такое совесть? «Угрызения совести»? Что судит и оценивает нас? Что такое интуиция? Разве мы не ищем в себе — и не находим? Мы молим Бога, а Бог молит нас: «Помогите спасти вас! Помогите построить вашу Жизнь, ваше Счастье! Не убивайте Меня в вас!»

Духом человек пребывает в Боге, живёт в роде-человеке от Адама.

Дух Божий существует в нас, но существование (экзистенцирование) и явление (проявление) — это ещё не одно и то же. Святой Дух несовместим даже с мгновением греха, в то время как жизнь земного человека — это грех от начала и до конца, и суть лишь в том, чтобы устоять против него.

Явление духа в нас — всегда чудо, всегда Богоявление, всегда Откровение. Осмысление, любовь, понимание, постижение — всё это никак не зависит от нашего волевого «Я», но возможно лишь при отсутствии такового.

В расслаблении (или сосредоточении), в преодолении своего волевого «Я», в отказе и отходе от своего «Эго» к нам приходит знание, смысл, истина. Условие: это должно происходить без какого-либо усилия, отказ от «Я». «Сложить всё оружие» своей воли перед дверью во Всеобщее — обезволенное «Я» сливается с Единым: луч гаснет, уходя в солнце, волна возвращается в океан… Обезволенное «Я» — это Святой Дух, Бог. Смысл познанного «объекта» не зависит от воли.

Автор: Тенгиз Гудава
Графика: Ruslan Batiuk / stock.adobe.com