Много лет тому назад я проповедовал в г. Мичиган. Я попросил разрешения проповедовать в местной тюрьме. Мне разрешили это сделать. С начальником тюрьмы мы уселись на платформе и наблюдали за шествием семисот молодых и старых арестантов. Они шли медленным шагом, положив руки на плечи своего соседа, идущего впереди.

По команде они сели. Среди них было семьдесят шесть осуждённых на пожизненное заключение за совершённые ими убийства.

Я встал, чтобы начать говорить, но не мог. Душили слёзы. Несмотря на правила, установленные для тюрьмы, я оставил платформу и сошёл вниз, где сидели заключённые. Оказавшись рядом с ними, я взял одного, другого, третьего за руку и молился за каждого из них.

Последним в ряду людей, осуждённых за убийство, сидел человек, который, казалось, нес на себе следы особо тяжких грехов. Черты лица его выражали испуг и признаки человекоубийцы. Он выглядел, как могучий врубелевский демон, способный на всё, если его чем-нибудь раздразнить. Я положил мою руку на его плечо и со слезами молился о его спасении.

Когда собрание окончилось, начальник тюрьмы сказал мне:
— Койн, знаете ли вы, что вы нарушили тюремные правила, оставив платформу?

— Да, начальник, я не могу придерживаться вашего закона, проповедуя Христа; в данном случае важнее Слово Божие. И я желал быть ближе к бедным, безнадёжным узникам, молиться за них и рассказать им о любви к ним Иисуса Спасителя. Ибо «Он пришёл взыскать и спасти погибшее».

— Помните ли вы, — спросил начальник тюрьмы, — человека в конце ряда пожизненно заключённых, о котором вы молились? Хотели бы вы услышать историю его жизни?

— Да, — ответил я, — с удовольствием.

— Хорошо, слушайте.

…Том Гальсон попал сюда восемь лет тому назад за убийство. Из всех бессрочников, которые к нам когда-либо попадали, он, без сомнения, был одним из самых свирепых, злобных и, как мы и ожидали, причинил нам много горя. Однажды, около шести лет тому назад, на Рождество долг службы заставил меня провести ночь в тюрьме. Ранним утром, когда ещё было темно, я оставил тюрьму и отправился домой. Мои карманы были наполнены подарками для моей маленькой дочурки.

Было очень морозное утро, и я застегнул пальто, чтобы защитить себя от пронизывающего ветра, дующего со стороны озера. Я очень торопился. Вдруг мне показалось, будто кто-то прячется в тени тюремной стены. Я остановился, пригляделся и действительно увидел маленькую девочку, одетую в тонкое платье. Её полуобнажённые ноги были всунуты в ботинки совершенно невообразимого размера и вида. В своих судорожно сжатых руках она крепко держала небольшой узелок. Недоумевая, кто бы это мог быть и почему это маленькое создание ранним утром очутилось здесь, я остановился.

Девочка быстро подошла ко мне.

— Что ты хочешь? — спросил я.

— Вы начальник тюрьмы, господин?

— Да, но кто же ты и почему ты здесь, а не дома?

— Пожалуйста, господин, выслушайте меня. У меня нет дома. Две недели тому назад мама моя, умирая в приюте, сказала мне перед смертью, что мой папа Том Гальсон находится в тюрьме. Она подумала, что, может быть, он пожелает увидеть свою маленькую девочку. Пожалуйста, не можете ли вы позволить мне увидеть моего отца? Сегодня праздник Рождества, и я хочу сделать ему подарок.

— Нет, — возразил я угрюмо, — ты можешь это сделать только в день свидания.

И я пошёл дальше, меня ждала моя дочь. Но не успев сделать и нескольких шагов, я почувствовал, что она вцепилась в моё пальто и стала умолять:
— Пожалуйста, господин, не уходите.

Я опять остановился и посмотрел в её несчастное умоляющее лицо. Крупные слёзы ручьём катились из её глаз, а её маленькое тело дрожало от холода.

— Господин! — сказала она. — Если бы твоя маленькая девочка была я, и у твоей маленькой девочки мама умерла бы в приюте для бедняков, а её отец был бы в тюрьме, и она не имела бы дома, и никто не любил бы её, ты думаешь, что она не захотела бы увидеть отца? Если бы это было Рождество, и твоя маленькая дочурка пришла бы ко мне, а я была бы начальником тюрьмы, и просила бы меня позволить ей увидеть отца и преподнести ему Рождественский подарок, ты думаешь, ты думаешь — я не сказала бы: “Да”?

Когда я услышал эти детские, душу раздирающие слова, тяжёлые спазмы сдавили мне горло. Я ответил:
— Да, моя маленькая девочка, раз ты хочешь, ты увидишь своего отца.

И, взяв её за руку, я поспешил назад в тюрьму, думая о своей белокурой маленькой девочке, которая ждала меня дома. В своей конторке я усадил её возле тёплой печки и послал стража привести арестанта номер 37.

Войдя в конторку, он сразу увидел свою дочь. Его лицо покрылось пятнами, и он диким голосом прокричал:
— Нэлли, что ты здесь делаешь? Что ты хочешь? Иди назад к своей матери!

— Пожалуйста, папа, — сквозь слёзы произнесла девочка, — мама умерла. Она умерла две недели тому назад в приюте для бедных. Перед смертью она велела мне смотреть за маленьким Джимом, потому что ты его так любишь. И она велела мне сказать тебе, что и она тебя любит, но, папа…

Горькие рыдания заставили её замолчать.

Спустя некоторое время она продолжила:
— Джими умер тоже на прошлой неделе, и я теперь одна, папа, а сегодня день Рождества, папа, воспоминание того дня, когда милостивый Небесный Отец в Своей неизречённой любви и милости послал Сына Своего Единородного для спасения погибающих грешников. Это тот день, когда Вифлеемские пастухи услышали Ангелов, поющих: “Слава в вышних Богу!” Ангелы возвестили им, что пришёл на землю Спаситель, Который есть Иисус Христос. И я, папа, думаю, если ты так любил Джими, тебе будет дорог маленький подарок от него.

Тут она открыла маленький узелок, который держала в руках, достала из него ещё один маленький узелочек, завернутый в шелковую тряпочку, вынула локон белых волос и передала отцу.

— Это локон волос Джими, которого ты так любил, папа. Отрезала я его перед его погребением.

Номер 37 разрыдался, как малое дитя, и я тоже. Подойдя к девочке, номер 37 схватил её на руки, конвульсивно прижал к своей груди, в страшном волнении дрожа всем телом. Эта сцена была столь волнующа, что я тихонько открыл дверь и решил оставить их одних.

Через час я вернулся.

Номер 37 сидел возле печки и держал свою девочку у себя на коленях. Он робко и застенчиво смотрел на меня с минуту и потом сказал:
— Не разрешайте моей маленькой девочке выходить из дома в такую холодную погоду в этом тонком платьице. Позвольте мне дать ей свою куртку. Я готов стоимость этой куртки отработать. Я буду делать всё. Я буду человеком, пожалуйста, начальник, позвольте мне одеть ей эту куртку.

Слёзы жалости катились по его лицу.

— Гальсон, — сказал я, — оставь себе эту куртку; твоя маленькая девочка не будет больше страдать: я возьму её к себе домой и посмотрю, что моя жена сможет для неё сделать.

— Бог благословит тебя, — сквозь слёзы произнёс Гальсон.

Я взял девочку домой. Она жила у нас несколько лет и стала истинной христианкой через веру в Господа Иисуса Христа. Божья книга показывает человеческую нужду и Божью помощь (Рим. 3:9-24; Ин. 3:16).

Том Гальсон тоже стал христианином и после уже стал кротким и послушным человеком (Лк. 8:35).

Прошли годы. И когда я опять посетил тюрьму, начальник спросил меня:
— Койн, хотели бы вы увидеть Тома Гальсона, историю которого я рассказал вам несколько лет тому назад?

Начальник пошёл со мной вниз на тихую улицу и, остановившись у чистенького домика, постучал в дверь. Дверь открыла жизнерадостная дама, которая приветливо пригласила нас в дом.

Мы вошли в дом, и начальник познакомил меня с Нэлли и её отцом. Он получил помилование и теперь живёт честной христианской жизнью со своей дочерью, которая маленьким Рождественским подарком расплавила его каменное сердце.

Христос умер за нечестивых. Он умер и за тебя. Доверься Ему!

Автор: А. Н.
Графика: Ostrich / stock.adobe.com